Юлия Федотова - Герои былых времен [HL]

Кварц — непростой камень. Из его белых, прозрачных кристаллов делают магические шары и всевидящие очи. Из белого прозрачного кварца состоит таинственный кристалл Акнагаррона, тот самый, что хранит прошлое. „А вдруг, — думалось Ильзе, — и эти песчинки тоже умеют хранить былое, пусть малую его частицу, а все-таки чью-то судьбу?“…

Дорога не всегда оставались пустой. Живых на ней пока не встретилось, а мертвые были. И голые, обглоданные волками, отбеленные ветрами скелеты, и черепа на кольях — приметы последней большой войны, здесь никто не удосужился их убрать, — и совсем свежие трупы степняков с широко перерезанными глотками.

— Так ведь теперь мир! — удивилась Ильза первой страшной находке.

— В степи не бывает мира, — откликнулся Хельги.

И ночевали они по-военному, под защитой кругов, с часовыми и без костров, тесно прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть. Холодно ночью в степи без костра!

А все-таки это свой холод, своя ночь и своя зима. И степь своя. И время свое, родное. Ты тут хозяин, а не незваный гость, а значит, все можно вынести и перетерпеть…

…А много, много сотен лет назад вот так же, облезлой змеей, вилась по степи дорога с севера на юг. И трупы, свежие и давнишние, лежали на ней. И ветер выл над ними, будто оплакивал.

И шли по той дороге пятеро Странников. Старец, убеленный благородными сединами, но бодрый, будто юноша, легкий на ногу, быстрый в движениях. И четверо юношей, издали больше похожих на немощных стариков: иссохшие лица и руки, потускневшие взоры, ранняя седина в волосах, шаркающая походка, как у больных… Шли они с севера на юг, чтобы сделать мир счастливым…

— Я выронил любимый нож! — горестно воскликнул Корнелий Каззеркан. — Подарок покойного отца, он его сам ковал! Я должен его непременно найти!

Он долго шарил подле себя в темноте — костров ночью не жгли из страха привлечь внимание разбойников-степняков.

— Давай спать! — недовольно пробормотал Гастон Шин. — Утром отыщем.

Но и утром не нашли. Двинулись дальше, на юг…

Эдуард поутру удалился… нет, не в кусты — не было тут подобной растительности. Просто в сторонку. А вернулся с находкой.

— Под камнем лежал! Я камень сдвинул, хотел завалить… — Тут он запнулся и постеснялся продолжать.

— Везет же тебе на это дело! — съязвила Энка. — Третий раз уже! Если вдруг понос приключится, так ты, пожалуй, целый оружейный склад накопишь!

Эдуард обиделся и хотел выкинуть добычу. Но сильфида перехватила:

— Ладно, не дуйся! Показывай, раз принес!

Это был нож. Неплохой, с оригинальной формы лезвием и удобной рукоятью, но тусклый, выщербленный, изъеденный ржавчиной насквозь.

— Ерунда! Ни на что не годится!

Эльф взял находку из рук разочарованной сильфиды:

— О! Это очень старая вещь! Я чувствую на ней печать времени! Ножу не менее тысячи лет!

— Покажи! — заинтересовался Хельги. Повертел в руках, поскоблил собственным ножом, счищая окалину. И усмехнулся: — Какая там тысяча лет! Смотри!

С большим трудом, но все-таки можно было разобрать гравировку на металле рукояти. „Сыну Корнелию от отца, в день поступления в обучение. 25 марта 6023 года“ — гласили руны.

— Это современный нож, — уверенно подтвердила Меридит. — Такие в Поните один покойный мастер делал, я знаю, где его кузница была. Мама у него часто оружие заказывала.

Взгляд эльфа сделался тревожным и странным.

— Я могу поклясться, что этот нож пролежал в земле столетия! Ошибки быть не может! Печать времени подделать нельзя!

И всем стало как-то неприятно, жутковато от его слов. Так всегда бывает, когда сталкиваешься с чем-то необъяснимым, мистическим.

Но аналитический ум магистра Ингрема не признавал мистики и всегда искал рациональное объяснение чудесам.

— Кто мог тысячу лет назад потерять современный нож? — задач он вопрос. И ответил сам себе: — Только Странники. Больше некому.

— Они вроде бы к побережью шли! Как их в степь занесло?! — удивился Орвуд.

— Поживем — узнаем, если боги дадут, — сказала сильфида, аккуратно прибирая находку в мешок.

Разумеется, Рагнар и в этой истории узрел перст судьбы.

Эфиселия последними словами бранила себя за поспешность и непредусмотрительность. Нет бы сообразить, не выводить коней на продажу всех разом! Одного бы здесь продала, второго — в другом городе. Тогда бы и не приняли за конокрадку, не отобрали бы живность в пользу казны и саму бы не кинули в темницу вместе с воровками, продажными девками, разбойницами и побирушками. Нечего сказать, подходящая компания для благородной дамы! И дочери ее должны появиться на свет в подобном обществе!

От досады она стукнула ногой табуретку, та с грохотом свалилась и отлетела к стене.

— И чего ты опять злисси? — сонно пробурчала соседка по лежанке — необъятно толстая, невероятно ленивая, глупая как пробка, но добродушная девка по имени Гана, по кличке Бочка, по роду занятий — разбойница с большой дороги.

„Чего она могла наразбойничать? — часто гадали ее товарки по заключению. — Как же она с оружием управлялась, тумба неповоротливая?! Это ведь какое проворство нужно! А она одну ногу с лежанки четверть часа спускает“. Пробовали расспрашивать. Но на все вопросы Бочка только глупо хлопала сонными коровьими глазами и бормотала бестолково: „Дык я того… весом брала! Всей тушей, значицца!..“ Вот и пойми ее! Девки хохотали и болтали непристойности.

Обычно Бочка на слова была скупа, не слишком-то она умела с ними обращаться. Но временами ее будто прорывало, находило неудержимое желание поразглагольствовать, поучить кого-нибудь уму-разуму. Вот как сейчас, к примеру.

— Злицца она! — Теперь речь Бочки не была обращена непосредственно к амазонке, а приобрела риторический характер. — Бушует и бушует! Бушует и бушует! Тубарет попортила, будто он ейный собственный! А чего, скажите, бушевать? Подвиги вершить ей приболело! А о том подумать не умеет, какие с ее-то брюхом подвиги! Радоваться должна, что сюды, на казенный хлеб, по зиме определилась! Это не каждой так везет. Темница-то у нас какая славная, спасибочки господину нашему герцогу! — Тут Бочка прибавила голос, авось да услышит кто из охраны. — И тепло тута, и кормят от пуза, и клопов вовсе мало, и стража душевная, и девки веселые подобрались… Это она в других темницах не сиживала, вот что я вам скажу! У упыря ольдонского! Или у евойного соседа-колдуна! Вот где страсти-то творятся! А туточки чистое благоденствие!.. Какие же, право, на свете неблагодарные твари встречаются!.. Слышь, Фиска!

— Отвяжись! — процедила Эфиселия сквозь зубы. Эта кличка, выкроенная здешним отребьем из ее благородного имени, приводила амазонку в ярость.